– Да нет, с чего это вдруг? – слегка удивился он.
– Тогда вам легче было бы обвести меня вокруг пальца!
– Но я вовсе не собирался этого делать!
– Ну конечно! – язвительно бросила она. – Вам бы этого и не удалось! Если желаете знать, мне уже двадцать восемь лет!
– Ну что ж, вы для меня все одно ребенок.
Она слегка запнулась. Беседовать с мистером Каверли было ужасно.
– М-да, говорить с вами – все равно что хватать мокрого ужа!
– Но почему? Я не пытался ни разу увильнуть от ваших вопросов! Впрочем, вы, быть может, обладаете более богатым опытом ухватывания предварительно обмоченных ужей…
Тут уж Эбби не удержалась от хихиканья, которое лезло изнутри помимо ее воли.
– Вот так получше, – подбодрил он. Она стерла с лица улыбку.
– Позвольте вам задать один вопрос, сэр! Если уж даже я вам кажусь ребенком, как же вы относитесь к семнадцатилетней девушке?
– Господи спаси! Ну, например, как к несмышленому младенцу в люльке!
Этот пренебрежительный ответ окончательно убил Эбби. Широко раскрыв глаза, она переспросила:
– А как вы думаете, сколько лет моей племяннице Фанни?
– Мне трудно сказать наверняка, ведь я ее в глаза не видел, – хладнокровно ответствовал Каверли.
– Как… Но ведь сперва вы сказали, что… Если вы ее не знаете, то вы – не мистер Каверли!
– Нет, я – Каверли. Однако скажите, нет ли в Бате моих родственников? Племянника, например?
– Племянника ? О!.. Мистера Стэси Каверли?
– Ну да. Я его дядя Майлз.
– Ой! – сказала Эбби в полном конфузе, но с живейшим любопытством. – Так это вы, вы были вынуждены уехать в Индию?
Он засмеялся:
– Ну да, я оказался белой вороной или паршивой овечкой в нашем семействе, уж как угодно…
Она покраснела.
– Ох, извините, я не хотела говорить этого…
– А почему? Не хотели задеть мои тонкие чувства?
– Нет, просто мне не хотелось быть невежливой… И уж если говорить о белых воронах…
– Да, моя семья из знатных, – заметил он. – Мы пришли в Англию с Вильгельмом Завоевателем. Думаю, мои дальние родственнички были головорезами в его обозе.
Тут Эбби снова тоненько прыснула в кулачок:
– Да неужели? Вот уж никогда не слыхивала, чтобы кто-нибудь называл своих предков головорезами…
– Ну конечно, вы таких не встречали. А я, напротив, среди своей родни не знаю человека, который бы не придерживался гордой версии о происхождении нашего рода от норманнского барона, а как известно, все норманнские бароны были отъявленными головорезами. Скорее всего, мой предок был тоже порядочным хулиганом… Может быть, вы все-таки присядете?
Тут Эбби поняла, что самым вежливым и разумным было бы немедленно раскланяться с мистером Майлзом Каверли и удалиться. Она села, утешая себя лишь смутной надеждой, что мистер Майлз сможет оказать ей какую-нибудь помощь в ее устройстве сердечных дел Фанни. А сам мистер Каверли довольно небрежно развалился в кресле напротив, закинув ногу на ногу, засунув одну руку в карман, а другую положив на столик перед собой. Похоже, он не придавал большого значения светскому этикету.
Эбби заговорила:
– Могу ли я быть с вами откровенной, сэр? Насчет вашего племянника. Не хочу вас задеть, но мне сдается, что как овечка он еще паршивее вас, извините за выражение!
– Вовсе нет! Напротив, я бы считал, что он весьма благородно поступает, обихаживая девушку, которая еще целых восемь лет будет сидеть без приданого!
– Но это далеко не первая богатая девушка, которую он, по вашему выражению, обихаживает!
– Но если ему нужна богатая жена, то ваша девушка, похоже, пока таковой не является, верно?
Ручки Эбби сжали набалдашник зонтика.
– Знаете, сэр, я еще не видела вашего племянника. Он появился в Бате, когда я была в отъезде. Я была в Лондоне у своей сестры, по всяким делам… Но я, одним словом, надеялась, что ваш племянник понял, как безнадежны его шансы, и решил просто уехать. Но теперь, видя вас тут, я осознаю, что вы приехали сюда в расчете увидеться со Стэси, а значит, он еще вернется в Бат?!
– Какая странная мысль! – Он пожал плечами. – Откуда вы взяли, что я собирался с ним встречаться?
– Ну… – Она смущенно заморгала. – Я… я подумала, что это ваш единственный оставшийся в живых родственник, и…
– Ну и что же? Вся эта возня вокруг родственных связей – какой-то абсурд и чушь полная. Я видел Стэси давным-давно, когда он еще ходил не только под стол, но и под себя, и не испытывал наслаждения от этого зрелища. В дом своего брата я был не вхож. Так чего ради я стану видеться со своим племянничком теперь?
Эбби не знала, что и сказать. Ей подумалось, что, будучи выслан своим семейством в Индию, он затаил злобу на родственников. Но следующие слова мистера Каверли ничего не прояснили в ее сомнениях:
– Раз вы так печетесь о моих родственных чувствах, нельзя ли узнать о ваших? Насколько сильно вы сами любите своих родичей?
Раньше Эбби как-то не задумывалась над этой проблемой специально. А теперь, когда этот грубоватый, странный человек задал ей такой лобовой вопрос, перед нею незримо прошли все они – родители, братья, сестры… И Эбби неожиданно сказала:
– Мою мать и двух моих сестер я очень любила и люблю…
– Так-так. А вот у меня не было сестер, а мать умерла, когда я еще учился в начальной школе.
– Пожалуй, вас можно пожалеть, – заметила Эбби.
– Напротив, – мягко улыбнулся он. – Я страшно не люблю всяческих обязательств, в том числе и семейных. И, как вы знаете, моя семья лишилась удовольствия общаться со мной добрых двадцать лет назад.